Цитата:
А Вы, простите, чьих будете?
США
А Вы, простите, чьих будете?
к чему сейчас весь этот бред который ты пишешь?
Слинял в США, и теперь можно рвать на груди рубаху и кричать
есть люди, с которыми дискутировать бесполезно
тебе близки его позиции?
А что, тебе близки его позиции?
они так тихо сидели, никого не резали и не убивали
А Будановы и Ульманы (и все те, про кого мы ничего не знаем)
сплошные герои, которым медали надо давать за их геройские подвиги.
Хе-хе-хе. Довольно долго работал в России, поэтому хорошо знаю русский.
у вас там все такие или всетаки через одного?
США
Украинская диаспора - наверняка все...
А че, Россия это уже Европа? Не жирно будет?
Да ваших послушать, так это вас, бедняг, все обижают, и в России, и на постсоветском пространстве. Чеченцы, грузины, украинцы - все вас обижают, бедных, только ваше руководство всегда чистенькое, за вас ратует.
В общем то все теперь доступно. Не мля, чехи все герои, да? В месте с героем России Рамзаном Кадыровым, да? А Ульман значит преступник?
Я вот не одобряю людей огульно хаящих штаты, но ты мне скажи, у вас там все такие или всетаки через одного?
Хохол, что ли?
нового гражданина США
Оправдывать военных преступников нельзя. Частенько из-за таких, как Буданов и Ульман, люди идут в боевики.
Так что не надо говорить про ульманов и будановых, то что делают сегодня с ними-позор для государства и армии, политический размен с преступниками, политпиар нацеленный на внешний имидж России. Да даже не на имидж, а скорей на ее амбиции.
но у него был нервный срыв
Ульман вообще просто выполнял приказ
избавиться от очевидцев убийства Аласханова и "зачистить" место преступления, тихо расстреляли чеченцев, используя оружие с глушителями.
Почему в Нюрнберге половину нацистских преступников не отпустили сразу? Они ведь тоже лишь выполняли приказ вышестоящего начальства.
Так, если у меня будет нервный срыв...
— Что произошло 11 января?
— Информация, как нам сказали, стопроцентная: Хаттаб с пятнадцатью боевиками, и еще пятеро боевиков к нему идут на соединение. Мы десантировались группой в 12 человек, заняли позицию в разрушенной кошаре. Место было очень неудачное, но у меня не было другого выхода, операция готовилась в течение считанных часов, я получил карту только перед вылетом. На то место, где мы оказались, боевики могли напасть сразу с нескольких сторон, поэтому я и выбрал кошару, по крайне мере, чтобы укрыть группу от огня сверху. Иначе один снайпер мог нас всех перещелкать со скалы напротив. Распределил группы наблюдения, разбираюсь с картой — вдруг вижу по дороге, метрах в двадцати от нас, идет “уазик”. Я побежал наперерез, размахивая руками. Я был одет в маскхалат, горку, берцы, маски на лице не было, они видели, что я не брюнет. “Уазик” не остановился.
— А почему вы сами побежали, а не послали кого-то из бойцов?
— У меня была самая лучшая подготовка в группе, а значит, если в “уазике” сидели боевики, у меня был шанс остаться в живых. Главное — не поймать первую пулю. “Уазик” продолжал движение, я встал на одно колено, сделал из автомата предупредительный выстрел в воздух и еще несколько выстрелов по ходу машины. Автоматный магазин снаряжается так: три обычных патрона, один трассирующий. Водитель “уазика” видел мои трассеры, которые легли справа по ходу машины, видел, что в его сторону стреляют, но вместо того, чтоб остановиться, прибавил газу. Я слышал, как он добавил обороты. И после этого отдал приказ: “Группа, огонь!”. Я не сомневался, что в машине боевики. Бойцы начали стрелять. Брызнуло правое переднее стекло, “уазик” клюнул носом и остановился. Я скомандовал прекратить огонь. Мы окружили машину, скомандовали всем выйти. Вышли пятеро человек. Первое, что я испытал, — удивление. Из обстрелянного “уазика” вышли пятеро живых человек. При такой плотности огня все должны были погибнуть.
— Зачем вы расстреляли задержанных?
— Мне приказали. По-моему, этот приказ пришел около 8 вечера. Но в деле написано “около 17”, пусть будет так. Оперативный офицер Перелевский передал мне: “У тебя шесть двухсотых”. Двухсотый — это значит труп. Я говорю: не понял, повтори. “Повторяю: у тебя шесть двухсотых”. Я опять говорю: не понял, мне что, всех их уничтожить? “Да”. И тут я перестал сомневаться, что в “уазике” ехали боевики. В принципе стандартная разведгруппа — женщина и старик для прикрытия. И они представляют очень серьезную опасность, если их приказывают уничтожить. Я объявил бойцам приказ руководства, назначил подгруппу уничтожения — лейтенанта Калаганского и прапорщика Воеводина.
— А почему вы назначили в подгруппу уничтожения именно их?
— Они постарше, поопытнее остальных. Назначу солдатика, а у него после этого башню сорвет, а мне с ним еще шесть суток работать, мы же на шесть суток уходили.
— Вам самому раньше приходилось убивать людей?
— Об этом не спрашивают вообще-то... Расстреливать не приходилось.
— А в бою?
— Вы имеете в виду, попадал ли я в кого-то? Да, попадал. В бригаде у нас только четыре человека с таким боевым опытом, как у меня.
— А у Калаганского и Воеводина был такой опыт?
— Не знаю. Такого, как у меня, точно не было.
— А тогда почему вы не расстреляли людей лично? Это было бы честнее, чем перекладывать грех на других.
— Потому что командир действует силами группы, я имел на это полное право.
— Бога испугались?
— Скажем так: использовал своё командирское право.
— И как это происходило?
— Я приказал привести людей к кошаре. Я не хотел с ними даже разговаривать. Сказал коротко: “Идите к машине!” Да, мне не нравился этот приказ, и никому в группе он не нравился, кто-то уши закрыл. Но это был приказ. И я хотел, чтобы для чеченцев все прошло внезапно и безболезненно. Что я мог еще для них сделать?
— И вот они пошли...
— Да, пошли. Калаганский и Воеводин стоят с оружием. Такие бледные, что даже в темноте это видно. Я командую: “Огонь!”. Они стоят. Я опять командую: “Огонь!”. Стоят. “Огонь!” — уже жестче. Они начали стрелять.
— Люди поняли, что их убивают?
— Не думаю. Как шли, так и упали.
— Но один-то сбежал, Мусаев.
— Да, он помоложе был, прыгнул за машину, скатился по склону и ушел. Пытались преследовать, но было уже темно. Его пехота утром нашла, истек кровью. Но мы не знали, что он смертельно ранен. Поняли, что полностью себя демаскировали. Ждали, что сейчас 150 хаттабов прибежит нас убивать. Я доложил о выполнении приказа, сказал, что один ушел. Попросил разрешения сменить место дислокации. Мне приказали оставаться с группой на месте. Мы и остались.
— Ждали, когда вас убьют?
— Опасались. Но, с другой стороны, мы не исключали, что являемся частью какого-то замысла руководства, о котором не знаем. Может, он и состоял в том, что мы должны были подставиться, чтобы кто-то другой выполнил свою задачу. А вообще, на войне по-другому чувствуешь. Примерно за три недели после приезда в Чечню организм привыкает к тому, что его скоро не будет.
Простое на первый взгляд “дело капитана Ульмана” может сыграть роковую роль в истории России.
Я не знаю, таскают они глушители или нет, но факт есть факт:
по машине был открыт огонь, был убит один и ранены двое пассажиров. Остальных, находившихся в машине, расстреляли после, уже выяснив, что к боевикам они отношения не имеют,
чтобы замести следы
"Пятеро чеченцев - водитель, лесник, завуч школы и пенсионерка с племянником - были расстреляны. После этого трупы были загружены в УАЗ, который облили бензином и подожгли."
Зачастую, не выполнив приказ командира, умирал целый взвод, пожалев такого "учитиля".
Что за детский сад, даже не могут определить, кто отдал приказ.
оэтому приказы сначала выполняются.
— В том числе и преступные?
— Я не знал, что мне отдали преступный приказ.
------------------------
детский сад говоришь? так запишись в подготовительную группу.
Приказы командира не обсуждаются.
Зарабатывать деньги на чужой смерти? Нет уж.
Вот прийдёт Дропыч... и опять будет насчёт вреда пива задвигать
командиры, отдавшие преступные приказы,
Предыдущая тема: Какая одежда нравится парням?