Скованы стужей вода и земля
Зимняя мгла покрывает поля.
Ветер промозглый гуляет окрест,
Крики ворон, надломившийся крест.
Церковь, деревня да старый погост,
В мерзлой реке развалившийся мост.
Избы не манят дымами печей,
Окнами жёлтых веселых очей.
Церковь без купола, колокол снят,
Волчьи следы на ступенях лежат.
Ладана запах не слышен давно
Тропы звериные метят село.
Крыш обвалившихся, окон глазницы
Смотрят на нас словно скорбные лица.
Старый погост, у излома реки,
Сколько в тебе безисходной тоски!
Русичей много нашло здесь покой
Нынче молитва - волков только вой.
В шелесте веток раздетых берез,
Слышу я сердцем укор и вопрос:
"Русские люди, Державу храня,
Много веков умирали зазря?
Как умудрились вы, Руси сыны,
Все уступить не начавши войны?"
Крикнул я в небо, в подлунную высь,
На тебе, предок, ответ мой, давись!
"Ворог не стал у Кремлевских ворот,
Тихой гадюкой он в душах пролег!..."
Долго стоял я под сенью берез,
Крест православный и вечный вопрос...
Зимняя мгла покрывает поля.
Ветер промозглый гуляет окрест,
Крики ворон, надломившийся крест.
Церковь, деревня да старый погост,
В мерзлой реке развалившийся мост.
Избы не манят дымами печей,
Окнами жёлтых веселых очей.
Церковь без купола, колокол снят,
Волчьи следы на ступенях лежат.
Ладана запах не слышен давно
Тропы звериные метят село.
Крыш обвалившихся, окон глазницы
Смотрят на нас словно скорбные лица.
Старый погост, у излома реки,
Сколько в тебе безисходной тоски!
Русичей много нашло здесь покой
Нынче молитва - волков только вой.
В шелесте веток раздетых берез,
Слышу я сердцем укор и вопрос:
"Русские люди, Державу храня,
Много веков умирали зазря?
Как умудрились вы, Руси сыны,
Все уступить не начавши войны?"
Крикнул я в небо, в подлунную высь,
На тебе, предок, ответ мой, давись!
"Ворог не стал у Кремлевских ворот,
Тихой гадюкой он в душах пролег!..."
Долго стоял я под сенью берез,
Крест православный и вечный вопрос...