» Тексты любимых песен

Наша жизнь - не игра! Собираться пора,
Кант малинов, и лошади серы.
Господа юнкера, кем вы были вчера?
А сегодня вы все офицеры.

Господа юнкера, кем вы были вчера,
Без лихой офицерской осанки.
Можно вспомнить опять, ах, зачем вспоминать,
Как ходили гулять по фонтанке.

Над гранитной Невой гром стоит полковой
Да прощанье недорого стоит.
На германской войне только пушки в цене,
А невесту другой успокоит.

Господа юнкера - в штыковую, ура!
Замерзают окопы пустые.
Господа юнкера, кем вы были вчера,
Да и нынче вы все холостые.

Булат Окуджава.

Моя планета
Альфред Солянов

Я найду себе планету,
Имя нежное ей дам.
Улечу на струйке снега,
Не вернусь обратно к вам.

Там никто мне не прикажет -
Делай это, делай то.
Динозавр под бок мне ляжет,
Я отдам ему пальто.

Там верблюд семиголовый
На меня не наплюет.
Там удав семиверстовый
Тело в кольца не возьмет.

Там не станет долго роза
Про волшебный запах врать.
Попугай начнет Спинозу
По складам мне разбирать.

Одиночество вселенной,
Словно люстры звезд костры.
И у каждой есть свой пленный
И над каждой – топоры.

Я найду свою планету,
Имя нежное ей дам.
Улечу на струйке света
И вернусь обратно к вам.

Он был хирургом, даже "нейро",
Хотя и путал мили с га,
На съезде в Рио-де-Жанейро
Пред ним все были мелюзга.

Всех, кому уже жить не светило,
Превращал он в нормальных людей.
Но огромное это светило,
К сожалению, было еврей.

В науке он привык бороться.
И за скачком - всегда скачок!
Он одному первопроходцу
Поставил новый мозжечок.

Всех, кому уже жить не светило,
Превращал он в нормальных людей.
Но огромное это светило,
К сожалению, было еврей.

Владимир Высоцкий

Здесь птицы не поют, деревья не растут.
И только мы, плечом к плечу, врастаем в землю тут.
Горит и кружится планета, над нашей Родиною дым.
И значит нам нужна одна победа,
Одна на всех - мы за ценой не постоим.
Одна на всех - мы за ценой не постоим.

Нас ждет огонь смертельный, но все-ж бессилен он
Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный
Десятый наш, десантный батальон.
Десятый наш, десантный батальон.

Едва огонь угас, звучит другой приказ,
И почтальон сойдет с ума, разыскивая нас.
Взлетает красная ракета, бьет пулемет, неутомим.
Так значит, нам нужна одна победа.
Одна на всех - мы за ценой не постоим.

От Курска и Орла война нас довела
До самых вражеских ворот, такие, брат, дела.
Когда-нибудь мы вспомним это,
И не поверится самим.
А нынче нам нужна одна победа.
Одна на всех - мы за ценой не постоим.

Булат Окуджава

Почему все не так? Вроде все как всегда:
То же небо опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
Только он не вернулся из боя.
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
Только он не вернулся из боя.
Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя.
Мне не стало хватать его только сейчас,
Когда он не вернулся из боя.
Он молчал невпопад и не в такт подпевал:
Он всегда говорил про другое.
Он мне спать не давал, он с восходом вставал,
А вчера не вернулся из боя.
То что пусто теперь - не про то разговор,
Вдруг заметил я: нас было двое.
Для меня будто ветром задуло костер,
Когда он не вернулся из боя.
Нынче вырвалась, будто из плена весна-
По ошибке окликнул его я:
"Друг, оставь покурить" - А в ответ тишина...
Он вчера не вернулся из боя.
Наши мертвые нас не оставят в беде:
Наши мертвые как часовые.
Отражается небо в лесу как в воде,
И деревья стоят голубые.
Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время - текло для обоих.
Все теперь одному, только кажется мне:
Это я не вернулся из боя

Владимир Высоцкий

Я не люблю фатального исхода,
От жизни никогда не устаю.
Я не люблю любое время года,
В которое я песен не пою.
Я не люблю холодного цинизма,
В восторженность не верю, и еще -
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.

Я не люблю, когда наполовину
Или когда прервали разговор.
Я не люблю, когда стреляют в спину,
Я также против выстрелов в упор.
Я ненавижу сплетни в виде версий,
Червей сомненья, почестей иглу
Или, - когда все время против шерсти,
Или, - когда железом по стеклу.

Я не люблю уверенности сытой,
Уж лучше пусть откажут тормоза.
Досадно мне, что слово "честь" забыто
И что в чести наветы за глаза.
Когда я вижу сломанные крылья,
Нет жалости во мне, и неспроста:
Я не люблю насилья и бессилья,
Вот только жаль распятого Христа.

Я не люблю себя, когда я трушу,
Я не терплю, когда невинных бьют.
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
Тем более, когда в нее плюют.
Я не люблю манежи и арены,
На них мильон меняют по рублю, -
Пусть впереди большие перемены,
Я это никогда не полюблю.
Пусть впереди большие перемены,
Я это никогда не полюблю.

Владимир Высоцкий

Наверно, я погиб: глаза закрою - вижу,
Наверно, я погиб: робею, а потом,
Куда мне до нее? Она была в Париже,
И я вчера узнал, не только в нем одном.
Какие песни пел я ей про Север дальний.
Я думал, вот чуть-чуть, и будем мы на "ты".
Но я напрасно пел о полосе нейтральной
Ей глубоко плевать, какие там цветы.
Я спел тогда еще, я думал, это ближе:
Про юг и про того, кто раньше с нею был.
Но что ей до меня - она была в Париже,
Ей сам Марсель Марсо чего-то говорил.
Я бросил свой завод, хоть, в общем, был не вправе,
Засел за словари на совесть и на страх,
Но что ей до меня? Она уже в Варшаве,
Мы снова говорим на разных языках.
Приедет - я скажу по-польски: "Проше пани".
Прими таким, как есть, не буду больше петь.
Но что ей до меня? Она уже в Иране.
Я понял, мне за ней, конечно, не успеть.
Ведь она сегодня здесь, а завтра будет в Осле
Да, я попал впросак, да я попал в беду.
Кто раньше с нею был и тот, кто будет после,
Пусть пробуют они. Я лучше пережду

Владимир Высоцкий

Дорогая передача, во субботу, чуть не плача,
Вся Канатчикова дача, к телевизору рвалась,
Вместо чтоб поесть, помыться, уколоться и забыться,
Вся безумная больница у экрана собралась.

Говорил, ломая руки, краснобай и баламут,
Про бессилие науки, перед тайною Бермуд,
Все мозги разбил на части,все извилины заплел,
И канатчиковы власти, колют нам, второй укол.

Уважаемый редактор, может лучше, про реактор,
Про любимый, лунный трактор, ведь нельзя же, год подряд,
То тарелками пугают, дескать, подлые, летают,
То у вас собаки лают, то руины говорят.

Мы кое в чем поднаторели, мы тарелки бьем весь год,
Мы на них уже собаку съели, если повар нам не врет,
А медикаментов груды, мы в унитаз, кто не дурак,
Вот это жизнь,и вдруг Бермуды, вот те раз, нельзя же так.

Мы не сделали скандала, нам вождя недоставало,
Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков,
Но на происки и вредни, сети есть у нас и бредни,
И не испортят нам обедни, злые происки врагов.

Это их худые черти, мутят воду во пруду,
Это все придумал Черчилль, в восемнадцатом году,
Мы про взрывы, про пожары, сочиняли ноту ТАСС,
Но тут примчались санитары, и зафиксировали нас.

Тех, кто был особо боек, прикрутили к спинкам коек,
Бился в пене параноик, как ведьмак на шабаше:
"Развяжите полотенце, иноверы, изуверцы,
Нам бермуторно на сердце и бермутно на душе!"

Сорок душ посменно воют, раскалились добела,
Во как сильно беспокоят, треугольные дела,
Все почти с ума свихнулись, даже кто безумен был,
И тогда главврач Маргулис телевизор запретил.

Вон он змей, в окне маячит, за спиною штепсель прячет,
Подал знак кому-то, значит: фельдшер, вырви провода.
И что ж, нам осталось уколоться, и упасть на дно колодца,
И там пропасть на дне колодца, как в Бермудах навсегда.

Ну а завтра спросят дети, навещая нас с утра:
"Папы, что сказали эти кандидаты в доктора ?"
Мы откроем нашим чадам, правду, им не все равно,
Мы скажем, "Удивительное рядом, но оно запрещено!"

Вон дантист-надомник, Рудик, у него приемник "Грюндиг",
Он его ночами крутит, ловит контру ФРГ,
Он там был купцом по шмуткам, и подвинулся рассудком,
Ну а к нам попал в волненьи жутком,
С расстревоженным желудком,
И с номерочком на ноге.

Он прибежал, взволнован крайне, и сообщеньем нас потряс,
Будто наш научный лайнер, в треугольнике погряз,
Сгинул, топливо истратив, весь распался на куски,
И двух безумных наших братьев ,подобрали рыбаки.

Те, кто выжил в катаклизме, пребывают в пессимизме,
Их вчера в стеклянной призме, к нам в больницу привезли,
И один из них, механик, рассказал, сбежав от нянек,
Что Бермудский многогранник - незакрытый пуп Земли.

"Что там было, как ты спасся?" - каждый лез и приставал,
Но механик только трясся, и чинарики стрелял,
Он то плакал, то смеялся, то щетинился как ёж,
Он, гад, над нами издевался, ну сумасшедший, что возьмешь?

Взвился бывший алкоголик, матерщинник и крамольник,
Говорит, надо выпить треугольник, на троих его даешь,
Разошелся, так и сыпет, треугольник будет выпит,
Будь он параллелепипед, будь он круг, едрена вошь!

Больно бьют по нашим душам, голоса за тыщи миль,
Мы зря Америку не глушим, ой, зря не давим Израиль,
Всей своей враждебной сутью, подрывают и вредят,
Кормят, поят нас бермутью, про таинственный квадрат.

Лектора из передачи, те, кто так или иначе,
Говорят про неудачи и нервируют народ,
Нас берите, обреченных, треугольник вас, ученых,
Превратит в умалишенных, ну а нас - наоборот.

Пусть безумная идея, не рубайте сгоряча,
Вызывайте нас скорее, через гада главврача,
С уваженьем, дата, подпись, отвечайте нам, а то
Если вы не отзоветесь, мы напишем в "Спортлото"!

Владимир Высоцкий

Она на двор - он со двора,-
Такая уж любовь у них.
А он работает с утра,
Всегда с утра работает.

Ее и знать никто не знал,
А он считал пропащею,
А он носился и страдал
Идеею навязчивой:

У ней отец - полковником,
А у него - пожарником.
Он, в общем, ей не ровня был,
Но вел себя охальником.

Роман случился просто так,
Роман так странно начался:
Он предложил ей четвертак -
Она давай артачиться...

А черный дым все шел и шел,
А черный дым взвивался вверх...
И так им было хорошо -
Любить ее он клялся век!

А клены длинные росли -
Считались колокольнями,
А люди шли, а люди шли,
Путями шли окольными...

Какие странные дела
У нас в России лепятся!
А как она ему дала,
Расскажут - не поверится...

А после дела темного,
А после дела крупного
Искал места укромные,
Искал места уютные.

И если б наша власть была
Для нас для всех понятная,
То счастие б она нашла,
А нынче - жизнь проклятая!..

Владимир Высоцкий

Кто верит в Магомета, кто в Аллаха, кто в Иисуса,
Кто ни во что, не верит,
Даже в черта, назло всем.
Хорошую религию, придумали, индусы.
Что мы, отдав концы, не умираем насовсем.
Стремилась ввысь душа твоя,
Родишься вновь ,с мечтою.
Но если жил ты, как свинья,
Останешься, свиньею.
Пусть косо смотрят на тебя, привыкни к укоризне.
Досадно. что ж, родишься вновь, на колкости горазд,
Но если видел смерть врага, еще при этой жизни,
В другой тебе дарован будет, верный зоркий глаз.
Живи себе нормальненько,
Есть повод веселиться.
Ведь может быть в начальника,
Душа твоя, вселится.
Такие ситуации, простор воображенью,
Был гордым и почтенным, а родился дураком.
А если мало радует, такое положение,
Скажи еще спасибо, что не сделался скотом.
Уж лучше сразу в дело чем,
Копить свои обиды.
Ведь если будешь мелочен,
Докатишься до гниды,
Пускай живешь ты дворником,
Родишься вновь прорабом.
А после из прораба, до министра, дорастешь.
Но если туп как дерево, родишься баобабом.
И будешь баобабом, тыщу лет, пока помрешь.
Досадно попугаем жить,
Гадюкой с длинным веком,
Не лучше ли при жизни быть,
Приличным человеком.
Так кто есть кто, так кто, кем был,
Мы никогда не знаем.
С ума сошли генетики, от ген и хромосом,
Быть может тот облезлый кот, был раньше негодяем.
А этот милый человек, был раньше добрым псом.
Я от восторга прыгаю,
Я обхожу искусы,
Удобную религию,
Придумали индусы..

Владимир Высоцкий

Оплавляются свечи
На старинный паркет,
И стекает на плечи
Серебро с эполет.
Как в агонии бродит
Золотое вино...
Все былое уходит,-
Что придет - все равно.

И, в предсмертном томленье
Озираясь назад,
Убегают олени,
Нарываясь на залп.
Кто-то дуло наводит
На невинную грудь...
Все былое уходит,-
Пусть придет что-нибудь.

Кто-то злой и умелый,
Веселясь, наугад
Мечет острые стрелы
В воспаленный закат.
Слышно в буре мелодий
Повторение нот...
Все былое уходит,-
Пусть придет что придет.

Владимир Высоцкий

Иван-Кайф - Не спеши

Наливай, мой друг, наливай
Только ты потом не рыдай
Ведь всего одна дорога есть в рай
Наливай, мой друг, наливай

Погрусти, мой друг, погрусти
Ты о тех, кого на пути
Потеряли мы с тобой – не найти
Погрусти, мой друг, погрусти

Зорька ранняя моя, долгожданная
Отчего же ты дождями окутана?
Отчего так в жизни все перепутано,
Зорька ранняя моя, зорька мутная?

А тропинка ты моя, вьешься лескою,
Ты куда ж меня ведешь перелесками?
Знать и жить мне суждено перебежками,
Посредине меж орлами и решками…

Не спеши, мой друг, не спеши
Посиди со мной вот так, для души.
А места у Вас как здесь хороши!
Не спеши, мой друг, не спеши

Расскажи, мой друг, расскажи
Расскажи, как нам с тобой дальше жить?
Лифт года считает, как этажи…
Не спеши, мой друг – расскажи!

Зорька ранняя моя, долгожданная
Отчего же ты дождями окутана?
Отчего так в жизни все перепутано,
Зорька ранняя моя, зорька мутная?

А тропинка ты моя, вьешься лескою,
Ты куда ж меня ведешь перелесками?
Знать и жить мне суждено перебежками,
Посредине меж орлами и решками…

Наливай, мой друг, наливай
Только ты потом не рыдай
Ведь всего одна дорога есть в рай
Наливай, мой друг, наливай

Когда внезапно возникает еще неясный голос труб.
Слова, как ястребы ночные срываются с горячих губ.
Мелодия, как дождь случайный, гремит и бродит меж людьми
Надежды маленький оркестрик под управлением любви.
Надежды маленький оркестрик под управлением любви.

В года разлук, в года смятений, когда свинцовые дожди
Лупили так по нашим спинам, что снисхождения не жди.
И командиры все охрипли, тогда командовал людьми
Надежды маленький оркестрик под управлением любви.

Кларнет пробит, труба помята. Фагот, как старый посох, стерт.
На барабане швы разлезлись, но кларнетист красив, как черт.
Флейтист, как юный князь, изящен, и в вечном сговоре с людьми
Надежды маленький оркестрик под управлением любви.

Булат Окуджава

Во мхах и травах тундры, где подспудно
Уходят лета быстрые секунды,        
Где валуны, как каменные тумбы,    
Где с непривычки нелегко идти,    
Тень облака, плывущего над тундрой,    
Тень птицы, пролетающей над тундрой,    
И тень оленя, что бежит по тундре,    
Перегоняют пешего в пути.        

И если как-то раз, проснувшись утром,
Забыв на час о зеркале и пудре,
Ты попросила б рассказать о тундре,
И лист бумаги белой я нашел -
Тень облака, плывущего над тундрой,
Тень птицы, пролетающей над тундрой,
И тень оленя, что бежит по тундре,
Изобразил бы я карандашом.

Потом, покончив с этим трудным делом,
Оставив место для ромашек белых,
Весь прочий лист закрасил я бы смело
Зеленой краской, радостной для глаз.
А после, выбрав кисточку потоньше
И осторожно краску взяв на кончик,
Я синим бы раскрасил колокольчик -
И этим бы закончил свой рассказ.

Я повторять готов, живущий трудно,
Что мир устроен празднично и мудро,
Да, мир устроен празднично и мудро,
Пока могу я видеть каждый день
Тень облака, плывущего над тундрой,
Тень птицы, пролетающей над тундрой,
И тень оленя, что бежит по тундре,
А рядом с ними - собственную тень.

(А. Городницкий)

Ах, этот листопад, кого он так любил...
Андрей Сорокач

Ах, этот листопад, кого он так любил,
Кого он так искал, кого боготворил!
Напрашивался в гости непрошеным звонком
И душу бередил, как колокольный звон.

На цыпочках ходил чуть слышно по ковру,
И, словно старый кот, царапался в углу.
Соседская девчонка вновь села за рояль,
И в этой тишине звучала пастораль.

Открытое окно доносит голоса,
Ты им назначил встречу, но не пошел туда.
Который час сидишь ты за моим столом
И засыпаешь золотом мой холостяцкий дом?

Ну, что тебе сказать, мой полуночный друг?
Я знаю, ты уйдешь, но только начат круг.
Придет еще пора и снова, как сейчас,
Нежданно стукнешь в двери, как будто в первый раз.

Ах, этот листопад, кого он так любил,
Кого он так искал, кого боготворил.
Напрашивался в гости непрошеным звонком
И душу бередил, как колокольный звон.

Ах, этот листопад...

Однажды я, накушавшись от пуза,
Дурной и красный, словно из парилки,
По кабакам в беспамятстве кружа,
Очнулся на коленях у француза -
Я из его тарелки ел без вилки
И тем француза резал без ножа.

Кричал я: "Друг! За что боролись?!" - Он
Не разделял со мной моих сомнений.
Он был напуган, смят и потрясен,
И пробовал прогнать меня с коленей.

Не тут-то было! Я сидел надежно,
Обняв его за тоненькую шею,
Смяв оба его лацкана в руке,
Шептал ему: "Ах! Как неосторожно!
Тебе б зарыться, спрятаться в траншею,
А ты рискуешь в русском кабаке!"

Он тушевался, а его жена
Прошла легко сквозь все перипетии,-
Еще бы - с ними пил сам Сатана,
Но добрый, ибо родом из России.

Француз страдал от недопониманья,
Взывал ко всем: к жене, к официантам,-
Жизнь для него пошла наоборот.
Цыгане висли, скрипками шаманя,
И вымогали мзду не по талантам,
А я совал рагу французу в рот.

И я вопил: "Отец мой имярек -
Герой, а я тут с падалью якшаюсь!"
И восемьдесят девять человек
Кивали в такт, со мною соглашаясь.

Калигулу ли, Канта ли, Катулла,
Пикассо ли?! - кого еще, не знаю,-
Европа предлагает невпопад.
Меня куда бы пьянка ни метнула -
Я свой Санкт-Петербург не променяю
На вкупе все, хоть он и - Ленинград.

В мне одному немую тишину
Я убежал до ужаса тверезый.
Навеки потеряв свою жену,
В углу сидел француз, роняя слезы.

Я ощутил намеренье благое -
Сварганить крылья из цыганской шали,
Крылатым стать и недоступным стать,-
Мои друзья - пьянющие изгои -
Меня хватали за руки, мешали,-
Никто не знал, что я умел летать.

Через Pegeaut я прыгнул на Faubourg
И приобрел повторное звучанье,-
На ноте до завыл Санкт-Петербург,
А это означало: до свиданья!

Мне б - по моим мечтам - в каменоломню:
Так много сил, что все перетаскаю,-
Таскал в России - грыжа подтвердит.
Да знали б вы, что я совсем не помню,
Кого я бью по пьянке и ласкаю,
И что плевать хотел на interdite.

Да, я рисую, трачу и кучу,
Я даже чуть избыл привычку к лени.
...Я потому французский не учу,
Чтоб мне не сели на колени.

Владимир Высоцкий

Аквариум - Хилый закос под Любовь

Сегодня я включен в сеть
Сегодня день, когда мне хочется петь
А если скажут, что теперь поют иначе -
Я в курсе, но куда меня деть?

И это похоже на прогулки во сне
Или на летнюю тоску по весне.
А я всю жизнь спокойно шел в упряжке
Но отныне и навеки я вне

Ведь стрелка часов остра
А петь по нотам - только портить кровь
И это не то, что прописала сестра;
Это - хилый закос под любовь.

За мной следит мое "Я",
А также вся его братва и семья -
Я так старательно пытался быть счастливым,
Что едва не пропал зря

И мне до лампы, чем кончится бой.
Мне скучно жить под пулеметной звездой.
Стоять под грузом - вредно для здоровья.
Я, пожалуй, пойду с тобой

Женщины, нас под руку берущие,
Если надо, нам немного лгущие,
Если надо, правду говорящие,
Если надо, над землей парящие.

Как бы неземные существа,
Вниз на нас глядящие едва,
Как разумно вы нас утешаете,
Как вы не обидно нас прощаете.

Полной средней школой не доучены,
Вы так проницательны и вдумчивы,
Собственной судьбою озабочены,
Собственной бедою заморочены.

Нас, как будто и не утешаете,
Просто, между делом, потешаете -
Беспечными словами, усталыми руками,
Дурашливым лицом, соленым огурцом.

(М. Володин - А. Суханов)

Во дворе, где каждый вечер все играла радиола,
Где пары танцевали, пыля,
Все ребята уважали очень Леньку Королева,
И присвоили ему званье Короля.

Был Король - как король, всемогущ, и если другу
Станет худо, иль вообще не повезет,
Он протянет ему свою царственную руку,
Свою верную руку и спасет.

Но однажды, когда "месершмиты", как вороны,
Разорвали на рассвете тишину,
Наш Король, как король - он кепчонку, как корону -
Набекрень, и пошел на войну.

Вновь играет радиола, снова солнце в зените,
Но некому оплакать его жизнь.
Потому что тот король был один, уж извините,
Королевой не успел обзавестись.

Но куда бы я не шел, пусть какая ни забота,
По делам, или так - погулять,
Все мне чудится, что вот - за ближайшим поворотом
Короля повстречаю опять.

Потому что, на войне хоть и вправду стреляют,
Не для Леньки сырая земля,
Пототму что, виноват, но я Москвы не представляю,
Без такого, как он Короля.

Булат Окуджава.

Боль, в памяти боль...
Андрей Сорокач

Боль, в памяти боль,
Просыпаюсь в холодном поту посреди воронья.
Соль на губах - это кровь,
Что себе заработал я в этом бою.
Дураки на века. Эх, какие мы, брат, дураки,
Что хотели с тобой приучить эту птицу к земле!

Свет по глазам - это снова твои корабли,
Что готовы тебя отвезти к дорогим берегам.
Ночь, света Луны не хватает на то,
Чтобы нам осветила глаза.
Ночь цвета вины, и опять,
Словно плоть обрекая, звучат голоса.
За тобой, как в раю,
Только снег засыпает следы,
По которым ты шел, только снова попал не туда.
И опять на краю, где дорога ведет в облака,
Не задумавшись, сделаешь шаг в объятья весны.

Боль, в памяти боль,
В этой вечности так не хватает просто тепла.
Крой матом, не крой -
Ничего не изменится, лишь голубая звезда
Над тобой, как всегда, растворяет лучи в темноте.
И опять налегке мы с тобою уходим в бега,
В небеса, как вода, что прольется обычным дождем
На ладони твои. Ты посмотришь и скажешь: "Весна!"

Боль, в памяти боль,
Просыпаясь в холодном поту посреди воронья.
Соль на губах - это кровь,
Что себе заработал я в этом бою.
Дураки на века. Эх, какие мы, брат, дураки,
Что хотели с тобой приручить эту птицу к земле!

Умка и Броневичок - Гуси-лебеди

Каждый день как последний
Каждый дом как соседний
Каждый звук словно дырка в мозгу
Каждый зуб как последний
Каждый край как передний
Каждый флэт словно след на снегу

Chorus 1:
Я не могу остановиться
На бегу затормозиться
В вашу карму не вонзиться не могу
Что ни душа - то девица
Что ни око - то зеница,
А Валаамова ослица ни гу-гу

Кто объелся белены
Видит мир без пелены
Лебеда ли, малина - все одно
Эх, молодо-зелено
Делай что не велено
Гуси-лебеди летят нога в ногу-
Си-лебеди летят

Chorus 2:
Я хочу заговориться
Я за все плачу сторицей
Я к врачу обратиться не хочу
Что ни рука - то синица
Что ни небо - то зарница
Что ни морда - то удар по кирпичу

Chorus 1

В дешевом ресторане под пиво и вино...
Андрей Сорокач

В дешевом ресторане под пиво и вино,
Как будто на экране, шла жизнь моя давно.
Гуляет в сигарете сиреневый туман,
Сюда пришли, как дети в любимый балаган.

Припев: На летнем платье бриз складки расправил,
И тополиный пух - под воротник.
И зажигает свет, чтоб разглядеть подруг,
Коротко стриженый призывник.

И тощая певичка фальшиво пела джаз,
Бродячая сестричка и в профиль и анфас.
Покусывает пальцы влюбленный пианист,
Заказывает танцы художник-модернист.

И в полумраке этом, когда погашен свет,
Целуется с поэтом непризнанным Жаннет

Припев.

Походкой балерины весь зал свела с ума,
И пальцем поманила поэта в номера.
И, перепутав ноты, заплакал пианист,
И снова до икоты напился модернист.

В дешевом ресторане, под пиво и вино,
Как будто на экране, шла жизнь моя давно.

Сумерки, природа, флейты голос нервный, позднее катанье.
На передней лошади едет император в голубом кафтане.
Белая кобыла, с карими глазами, с челкой вороною.
Красная попона, крылья за спиною, как перед войною.

Вслед за императором едут генералы, генералы свиты.
Славою увиты, шрамами покрыты, только не убиты.
Следом дуэлянты, флигель-адьютанты, блещут эполеты.
Все они красавцы, все они таланты, все они поэты.

Все слабее звуки прежних клавесинов, голоса былые.
Только топот мерный, флейты голос нервный, да надежды злые.
Все слабее запах очага и дыма, молока и хлеба.
Где-то под ногами, да над головами лишь земля и небо.

Булат Окуджава. ''Батальное полотно''.

Наши сны о земле -
Отраженье миров,
В каждом сказочном сне -
Прелесть песни без слов.

Наши сны в радость дней
Входят, шумно звеня,
Если помнишь о ней,
То не помнишь себя.    

Наши сны в горечь дней
Входят ритмом дождя,
Если помнишь о них,
То не веришь в себя.    

Эти сны, словно век,
Неизвестность судьбы,
Радость новых побед
И мятежность борьбы.

Наши сны о земле -
Отраженье миров.
В каждом сказочном сне -
Прелесть песни без слов.

(А. Суханов)

Вот и кончилось все, расставаться пора...
Андрей Сорокач

Вот и кончилось все, расставаться пора,
Кто куда увезет зачехленных подруг,
Но останутся в памяти блики костра,
И порой иногда защемит сердце вдруг.
Скоро поезд, билеты зажаты в руке,
Пусть опять не в купейном, все тот же плацкарт,
Но, опять доверяемся слепо судьбе,
Отмечая маршрут на безбрежности карт.

Припев: Так ты играй, моя труба,
Ведь наша жизнь всего лишь миг.
Мы оставляем адреса
Чьих-то майках, корках книг.

В городах, как в театрах, извечная роль,
Только где режиссер, тот, что пьесу писал?
Не поймешь, то ли шут, то ли, голый король,
Или просто всю жизнь за кулисой стоял.
Так отбрось мишуру производственных драм,
Поезда от перрона вот-вот отойдут,
И пора превратиться в реальность мечтам,
Ведь тебя тоже где-то по-прежнему ждут.

Припев.

Давайте восклицать, друг другом восхищаться.
Высокопарных слов не стоит опасаться.
Давайте говорить друг другу комплименты -
Ведь это все любви счастливые моменты.

Давайте горевать и плакать откровенно
То вместе, то поврозь, а то попеременно.
Не надо придавать значения злословью,
Поскольку грусть всегда соседствует с любовью.

Давайте понимать друг друга с полуслова,
Чтоб, ошибившись раз, не ошибиться снова.
Давайте жить во всем друг другу потакая,
Тем более что жизнь короткая такая.

Булат Окуджава

Я считал слонов и в нечет и в чет,
И все-таки я не уснул,
И тут явился ко мне мой черт,
И уселся верхом на стул.

И сказал мой черт :"Ну, как, старина,
Ну, как же мы порешим?
Подпишем союз, и айда в стремена,
И еще чуток погрешим!

И ты можешь лгать, и можешь блудить,
И друзей предавать гуртом!
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, потом!

Но зато ты узнаешь, как сладок грех
Этой горькой порой седин.
И что счастье не в том, что один за всех,
А в том, что все - как один!

И ты поймешь, что нет над тобой суда,
Нет проклятия прошлых лет,
Когда вместе со всеми ты скажешь - да!
И вместе со всеми - нет!

И ты будешь волков на земле плодить,
И учить их вилять хвостом!
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми,- потом!

И что душа? - Прошлогодний снег!
А глядишь - пронесет и так!
В наш атомный век, в наш каменный век,
На совесть цена пятак!

И кому оно нужно, это добро,
Если всем дорога - в золу...
Так давай же, бери, старина, перо!
И вот здесь распишись, в углу ".

Тут черт потрогал мизинцем бровь...
И придвинул ко мне флакон,
И я спросил его: "Это кровь?"
"Чернила", - ответил он...
Аллилуя, аллилуя!
"Чернила ", - ответил он.

(А. Галич)

Забудешь первый праздник, и позднюю утрату,
Когда луны колеса затренькают по тракту.
И силуэт совиный склонится с облучка,
И прямо в душу грянет простой романс сверчка.

Пускай глядит с порога красотка, увядая,
То гордая, то злая, то злая, то святая.
Что - прелесть ее ручек, что - жар ее перин?
Давай брат, отрешимся, давай брат воспарим.

Покуда ночка длится, покуда бричка катит,
Дороги этой дальней на нас обоих хватит.
Зачем ладонь с повинной ты на сердце кладешь?
Чего не потеряешь, того, брат, не найдешь.

Жена, как говорится, найдет себе другого,
Какого, никакого, как ты - не дорогого,
А дальняя дорога дана тебе судьбой,
Как матушкины слезы, всегда она с тобой.

От сосен запах хлебный, от неба свет целебный.
А от любови бедной сыночек будет бледный.
А дальняя дорога, а дальняя дорога...

Булат Окуджава

Время застыло на потолке...
Андрей Сорокач

Время застыло на потолке,
Капает воском свечи,
Ты у меня, на потолке -
Проезжающее такси.
Поздний звонок - это голос твой,
Будто через века.
Я прошу, приходи скорей,
Что-то плохо мне без тебя.
Голос твой разорвал эту ночь,
Словно цепь на куски.
Голос твой видно через боль,
Словно гордостью - да в городки.
Встретит черною кошкой меня
Пустота этих стен,
Ты сама добровольно себе
Выбирала свой плен.

Припев: Береги себя, береги себя, хочешь этого или нет.
Все пройдет, как стает кусочек льда
В бесконечности долгих лет.
Не пытайся снова согреть себя

У давно остывшей золы.
Береги себя.
Красное на белом - бокал вина
Слезы нас излечат, но впредь
Уж если пригубила, так пей до дна
Одиночество наших встреч.
Если не сумела простить себя
От давно забытой вины...
Береги себя.

Белою шалью окутала плечи,
Снято с пальца кольцо.
Может, ты думала, не замечу
Пролитое вино.
Нервно дрожит в руке сигарета,
И запотел хрусталь,
А, может быть, это и есть вендетта,
Кровью ляжет на сталь.
Может быть, когда-то раньше
Ты приносила покой,
Но все же с годами мы стали старше
И помудрее с тобой.
Стоит ли нам ворошить былое?
Ты позвала меня,
И за столом нас сейчас не трое,
Только ты и я.

Припев.

От скучных шабашей
Смертельно уставши,
Две ведьмы идут и беседу ведут:
"Ну что ты, брат-ведьма,
Пойтить посмотреть бы,
Как в городе наши живут!

Как все изменилось!
Уже развалилось
Подножие Лысой горы.
И молодцы вроде
Давно не заходят -
Остались одни упыри..."

Спросил у них леший:
"Вы камо грядеши?"
"Намылились в город - у нас ведь тоска!.
"Ах, глупые бабы!
Да взяли хотя бы
С собою меня, старика".

Ругая друг дружку,
Взошли на опушку.
Навстречу попался им враг-вурдалак.
Он скверно ругался,
Но к ним увязался,
Кричал, будто знает, что как.

Те к лешему: как он?
"Возьмем вурдалака!
Но кровь не сосать и прилично вести!"
Тот малость покрякал,
Клыки свои спрятал -
Красавчиком стал,- хоть крести.

Освоились быстро,-
Под видом туристов
Поели-попили в кафе "Гранд-отель".
Но леший поганил
Своими ногами -
И их попросили оттель.

Пока леший брился,
Упырь испарился,-
И леший доверчивость проклял свою.
А ведьмы пошлялись -
И тоже смотались,
Освоившись в этом раю.

И наверняка ведь
Прельстили бега ведьм:
Там много орут, и азарт на бегах,-
И там проиграли
Ни много ни мало -
Три тысячи в новых деньгах.

Намокший, поблекший,
Насупился леший,
Но вспомнил, что здесь его друг, домовой,-
Он начал стучаться:
"Где друг, домочадцы?!"
Ему отвечают: "Запой".

Пока ведьмы выли
И все просадили,
Пока леший пил-надирался в кафе,-
Найдя себе вдовушку,
Выпив ей кровушку,
Спал вурдалак на софе.

Владимир Высоцкий