Я просыпаюсь, я боюсь открыть веки,
Я спрашиваю: "Кто здесь, кто здесь?"
Они отвечают, но как-то крайне невнятно.
Все часы ушли в сторону - это новое время.
Трубы, я слышу трубы... кто зовет нас?
Я въехал в дом, но в нем снова нет места.
Я говорю нет, но это условный рефлекс,
Наверное, слишком поздно; слишком поздно...
Ты можешь спросить себя:
"Где мой новый красивый дом?"
Ты можешь цитировать Брайана Ино с Дэвидом Бирном,
Но в любой коммунальной квартире
Есть свой собственный цирк,
Шаги в сапогах в абсолютно пустом коридоре.
И ты вел их все дальше и дальше,
Но чем дальше в лес, тем легче целиться в спину.
И ты приходил домой с сердцем, полным любви,
И мы разбивали его вместе,
Каждый последний раз вместе.
Наши руки привыкли к пластмассе,
Наши руки боятся держать серебро;
Но кто сказал, что мы не можем стать чище?
Кто сказал, что мы не можем стать чище?
Закрыв глаза, я прошу воду:
"Вода, очисти нас еще один раз";
Закрыв глаза я прошу воду:
"Вода, очисти нас еще один раз";
Закрыв глаза я прошу воду: "Вода, очисти нас..."
(БГ)
Я спрашиваю: "Кто здесь, кто здесь?"
Они отвечают, но как-то крайне невнятно.
Все часы ушли в сторону - это новое время.
Трубы, я слышу трубы... кто зовет нас?
Я въехал в дом, но в нем снова нет места.
Я говорю нет, но это условный рефлекс,
Наверное, слишком поздно; слишком поздно...
Ты можешь спросить себя:
"Где мой новый красивый дом?"
Ты можешь цитировать Брайана Ино с Дэвидом Бирном,
Но в любой коммунальной квартире
Есть свой собственный цирк,
Шаги в сапогах в абсолютно пустом коридоре.
И ты вел их все дальше и дальше,
Но чем дальше в лес, тем легче целиться в спину.
И ты приходил домой с сердцем, полным любви,
И мы разбивали его вместе,
Каждый последний раз вместе.
Наши руки привыкли к пластмассе,
Наши руки боятся держать серебро;
Но кто сказал, что мы не можем стать чище?
Кто сказал, что мы не можем стать чище?
Закрыв глаза, я прошу воду:
"Вода, очисти нас еще один раз";
Закрыв глаза я прошу воду:
"Вода, очисти нас еще один раз";
Закрыв глаза я прошу воду: "Вода, очисти нас..."
(БГ)