plamen Цитата: Сомневаюсь, что после распада России может стать актуальной идея Российской конфедерации.
Продолжают приучать народ к мысли, что Россия обязательно должна развалиться – это очень “прогрессивное” решение. Тогда решать, кому и с кем торговать российскими природными ресурсами будут не в Москве. Не могу удержаться – процитирую опять Александра БУШКОВА:
"Но вернемся к началу Великой Смуты.
Прежде всего, как случалось во многих странах в похожей ситуации, возникла вакханалия суверенитетов, всех и всяческих независимостей. Закавказье отложилось мгновенно, ему было легче всего, до него из-за отдаленности и труднодоступности у Москвы долго не доходили руки. Украинское самостийное правительство под руководством историка Грушевского почти за месяц до подписания большевиками Брестского мира с немцами заключило с Германией свой, сепаратный, мирный договор - и вот тогда-то на Украину и заявились немецкие войска.
О своей автономии очень быстро объявила Сибирь, где у штурвала оказались те же социалисты, только другого пошиба - меньшевики и эсеры. К тому времени сибирские сепаратисты (конечно, во многом уступавшие украинским) все же имели за плечами почти полувековые традиции. Еще в начале семидесятых годов девятнадцатого века крупные ученые Потаний и Ядринцев сформулировали тезис о Сибири как колонии России, к тому же времени относятся и первые попытки (насквозь ученические) учинить сепаратистский мятеж.
Донские казаки, как уже мельком упоминалось, с превеликим энтузиазмом взялись за строительство своего, совершенно независимого и суверенного государства. Все обстояло крайне серьезно: сочинили конституцию, ввели государственный флаг, сине-желто-алый, приняли государственный гимн, старинную песню «Всколыхнулся, взволновался православный Тихий Дон». Трагикомедия здесь в том, что первый куплет этой песни звучит следующим образом:
- Всколыхнулся, взволновался
Православный Тихий Дон
И послушно отозвался
На призыв монарха он…
Но именно эта песня, прославляющая верность донцов России и монарху, стала государственным гимном самостийной державы. Донцы никоим образом не собирались восстанавливать единую Россию - они, как опять-таки мимоходом говорилось, по дурной своей наивности полагали, что, отгородившись от всего остального полыхающего пространства бывшей Российской империи, будут кататься как сыр в масле. Что им удастся отсидеться. Что никто к ним никогда со штыком не придет, а если придет - нагайками закидают…
Атаман Краснов, «представитель пятимиллионного свободного народа», как он любил себя именовать, быстренько установил подобие дипломатических отношений с Украиной гетмана Скоропадского и Германией. Немцы и украинцы суверенную державу признали - правда, опять-таки неофициально, без присылки полномочных послов и грома оркестров. Окрыленный Краснов сочинил письмо кайзеру Вильгельму, в котором без ложной скромности просил пособить в массе мелких просьбишек: чтобы кайзер помог вернуть Донской державе Таганрогский округ, надавив для этого на Украину; чтобы кайзер посодействовал передаче Дону «по стратегическим соображениям» Воронежа, Камышина и Царицына, надавив для этого на Москву. А взамен, если отбросить дипломатические обороты, обещал впредь становиться в любую позицию из «Камасутры», какая только будет Германии угодна.
Губа у атамана была не дура. Таганрог - это угольные шахты и заводы, Царицын (нынешний Волгоград) - выход в Каспийское море… Господа казаки всерьез собирались строить сверхдержаву - и полагали себя отдельной нацией. Так и было написано в «Законах Всевеликого Войска Донского»: «Три народности издревле живут на Донской земле и составляют коренных граждан Донской области - донские казаки, калмыки и русские крестьяне». Себя донцы русскими, как отсюда явствует, отнюдь не считали. А потому подданных новоявленной державы быстренько разделяли на две категории: «казаков» и «граждан». На бумаге и те и другие считались полностью равноправными, но мы-то прекрасно знаем, что бывает, когда население официально делят на две категории…
Всерьез воевать с большевиками донцы не собирались. Из примерно тридцати пяти тысяч строевых казаков в Добровольческую армию Деникина поступило всего четыреста. Ничего удивительного, что Деникин, с бессильной злостью взиравший на эти политические новости, сказал однажды: «Войско Донское - это проститутка, продающая себя тому, кто больше заплатит». Краснов не на шутку разобиделся и в свою очередь обозвал Деникина «изменником», апологетом «старого режима», «оскорбившим жестоко молодые национальные чувства казаков»."
...
" Примерно так же, как и донцы, вело себя Кубанское казачье войско: Кубанская рада провозгласила самостийную державу, вступила в дипломатические отношения с заграницей вроде Грузии, успела даже провести с Донской державой экономическую войну, совсем как настоящую, перекрыв свои суверенные границы для донских товаров. С красными держава опять-таки не воевала толком, а когда спохватилась, было поздно: на нее двинулись уже не кучки партизан с красными лентами на шапках, а регулярная Красная Армия. И кубанцам отсидеться не удалось…
Признаться, как раз донские казаки (современные, я имею в виду) у меня вызывают легкую брезгливость своими неимоверно громкими причитаниями о горестях их дедов, которых в девятнадцатом изводили лютые большевики. Большевики, конечно, не ангелы, но все беды Тихого Дона как раз оттого и произошли, что тамошние станичники наивно и легкомысленно решили отсидеться в сторонке, пока за соседними холмами шла война и трещали пожарища. Такого фарта в жизни не бывает. Как выражался по другому поводу дон Румата, тех, кто смирно в сторонке сидит, больше всего и режут…
Донцов и кубанцев погубил их собственный эгоизм - так же, как и Оренбургское казачье войско. Всем им показалось, что, объявив суверенитет, они будут жить сладко и счастливо…"
...
"атаман Семенов был, по сути, такой же японской проституткой, как Краснов - германской. Оба, уже в сорок пятом, получили свою петлю…
Я не собираюсь никого осуждать. Я просто хочу напомнить, что отделялись, собственно, едва ли не все - но донцы и кубанцы вызывают неприязнь как раз тем, что ныли потом, с наивными глазами уверяя, что совершенно не понимают причин красных репрессий, что понятия не имеют, откуда взялась на них этакая напасть. А взялась она из их собственного эгоизма…
Что характерно, едва ли не на всем необозримом пространстве бывшей Российской империи «самостийников» возглавляли бывшие блестящие офицеры императорской армии: в Финляндии - гвардеец Маннергейм, на Украине - генерал свиты его императорского величества Скоропадский, в Эстонии - полковник царской армии Лайдонер, который, чтобы не мелочиться, быстренько произвел себя в генералы…
Прибалтика, естественно, шагала в первых рядах самостийников. Причем со всеми специфическими чертами, прибалтам свойственными. Вот как, например, обстояло дело в Латвии. Сначала премьер-министр новорожденной державы, на которую всерьез нажимали красные, господин Ульманис заключил договор с германским командованием: всякий германский солдат, который не менее четырех недель будет участвовать в боях против местных большевиков, получит гражданство Латвии и преимущественное право на получение немалого участка земли.
Договор был оформлен письменно. После чего немало крестьян в германской форме, мечтавших о собственной землице, примкнули штыки и быстренько вышибли за пределы Латвии красных. Но тут г-н Ульманис цинично заявил: мол, в Версальском мирном договоре четко прописано, что никто больше не обязан соблюдать обязательства перед Германией. И обманутые немцы, так и не получив земли, поплелись в фатерланд, надо думать, выражаясь в адрес Уль-маниса витиевато и многоэтажно…
В Эстонии тяжесть борьбы с красными вынесли на себе отряды белогвардейцев. После чего благодарная независимая Эстония, быстренько заключив мир с Москвой, их разоружила и загнала за колючую проволоку, на лесозаготовки.
В Литве, в городе Вильно, где литовцев испокон веку жило-проживало не более двух-трех процентов, литовское экстремисты подняли мятеж и начали резать подряд всех «инородцев». Правда, дело не выгорело: марш-броском примчалось два конных полка польского генерала Люциана Желиговского, вышибли эту банду из города и гнали еще километров десять: Город Вильно попал в руки литовцев благодаря Сталину только в 1940 г. и вместо своего исконного, многие века сохранявшегося названия получил какое-то новое, которое я никак не могу запомнить."
Знакомая ситуация, не правда ли?