» Бог есть

По обычному определению, человек есть животное из плоти и крови, которое ходит на двух ногах, чувствует, мыслит, рассуждает. Но, по мнению Евангелия и Жан-Жака Руссо, человек не должен ни чувствовать, ни мыслить, ни рассуждать; ему бы даже следовало ходить на четвереньках, чтобы священникам легче ездить на нем верхом.

Глава 1 - Философские вопросы язычества

Иисус - сын человеческий

Показания, свидетельства и предположения Ноздрева представили такую резкую противоположность таковым же господ чиновников, что и последние их догадки были сбиты с толку. Это был решительно человек, для которого не существовало сомнений вовсе; и сколько у них заметно было шаткости и робости в предположениях, столько у него твердости и уверенности. Он отвечал на все пункты, даже не заикнувшись, объявил, что Чичиков накупил мертвых душ на несколько тысяч и что он сам продал ему, потому что не видит причины, почему не продать; на вопрос, не шпион ли он и не старается ли что-нибудь разведать, Ноздрев отвечал, что шпион, что еще в школе, где он с ним вместе учился, его называли фискалом и что за это товарищи, а в том числе и он, несколько его поизмяли, так что нужно было потом приставить к одним вискам 240 пьявок, то-есть он хотел было сказать 40, но 200 сказалось как-то само собою. На вопрос, не делатель ли он фальшивых бумажек, он отвечал, что делатель, и при этом случае рассказал анекдот о необыкновенной ловкости Чичикова: как, узнавши, что в его доме находилось на два миллиона фальшивых ассигнаций, опечатали дом его и приставили караул, на каждую дверь по два солдата, и как Чичиков переменил их все в одну ночь, так что на другой день, когда сняли печати, увидели, что всё были ассигнации настоящие. На вопрос, точно ли Чичиков имел намерение увезти губернаторскую дочку и правда ли, что он сам взялся помогать и участвовать в этом деле, Ноздрев отвечал, что помогал и что если бы не он, то не вышло бы ничего. Тут он и спохватился было, видя, что солгал вовсе напрасно и мог таким образом накликать на себя беду, но языка никак уже не мог придержать. Впрочем, и трудно было, потому что представились сами собою такие интересные подробности, от которых никак нельзя было отказаться: даже названа была по имени деревня, где находилась та приходская церковь, в которой положено было венчаться, именно деревня Трухмачевка, поп отец Сидор, за венчание 75 рублей, и то не согласился бы, если бы он не припугнул его, обещаясь донести на него, что перевенчал лабазника Михайла на куме, что он уступил даже свою коляску и заготовил на всех станциях переменных лошадей. Подробности дошли до того, что уже начинал называть по именам ямщиков. Попробовали было заикнуться о Наполеоне, но и сами были не рады, что попробовали, потому что Ноздрев понес такую околесину, которая не только не имела никакого подобия правды, но даже, просто, ни на что не имела подобия, так что чиновники, вздохнувши, все отошли прочь; один только полицеймейстер долго еще слушал, думая, не будет ли, по крайней мере, чего-нибудь далее; но наконец и рукой махнул, сказавши: "Чорт знает, что такое!" И все согласились в том, что как с быком ни биться, а всё молока от него не добиться. И остались чиновники еще в худшем положении, чем были прежде, и решилось дело тем, что никак не могли узнать, что такое был Чичиков.

Враг видит человека во всей его слабости, юрист – во всей его подлости, теолог – во всей его глупости.

Горе вам книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хоть одного; и всегда, когда это случится, делаете его сыном геены, вдвое худшим вас

Самая вредная ложь – это ложь хитрая, сложная и облеченная в торжественность и великолепие, как проявляется обыкновенно ложь религиозная.

и вот Вы уже адепт не Христа, но dorine13

Около 2-х тысяч лет назад Христос(в виде живого человека) имел разговор с очень умными и учеными(корифеями) - иудейскими книжниками и фарисеями.

Что может быть вместительнее пустых голов.

Нет, ни в коем случае.

Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема

А вся паства dorine13 - никчёмность.

И если справедливо, как это часто утверждают, что нельзя жить без веры, то последняя не может быть иной, как верой во всемогущество знания.

Вы еще на полпути, на полпути. Все впереди.

Около 2-х тысяч лет назад Христос(в виде живого человека) имел разговор с очень умными и учеными(корифеями) - иудейскими книжниками и фарисеями. И не мог самолично убедить их тупых и упрямых, что Он Христос.

"Ваш отец дьявол; и вы хотите исполнять похоти вашего отца."

Многие чудеса Господь явил через ученика Своего в городе Патры. Недужные исцелялись, слепые прозревали. По молитве апостола, выздоровел тяжело больной Сосий, знатный горожанин; наложением апостольских рук исцелилась Максимилла, жена правителя Патрского, и его брат Стратоклий. Совершённые апостолом чудеса и его пламенное слово просветили истинной верой почти всех граждан города Патры. Немного оставалось язычников в Патрах, среди них был правитель города Эгеат. Апостол Андрей не раз обращался к нему со словами Благовестия. Но даже чудеса апостола не вразумляли Эгеата. Святой апостол с любовью и смирением взывал к его душе, стремясь открыть ему христианскую тайну вечной жизни, чудотворную силу Святого Креста Господня. Разгневанный Эгеат приказал распять апостола. Язычник думал опорочить проповедь святого Андрея, если предаст его смерти на кресте, который прославлял апостол. С радостью принял святой Андрей Первозванный решение правителя и с молитвой ко Господу сам взошел на место казни. Чтобы продлить мучения апостола Эгеат приказал не прибивать руки и ноги святого, а привязать их ко кресту. Два дня апостол с креста учил собравшихся вокруг горожан. Люди, слушавшие его, всей душой сострадали ему и потребовали снять святого апостола с креста. Испугавшись народного возмущения, Эгеат приказал прекратить казнь. Но святой апостол стал молиться, чтобы Господь удостоил его крестной смерти. Как ни пытались воины снять апостола Андрея, руки им не повиновались. Распятый апостол, воздав Богу хвалу, произнес: «Господи, Иисусе Христе, приими дух мой». Тогда яркое сияние Божественного света осветило крест и распятого на нем мученика. Когда сияние исчезло, святой апостол Андрей Первозванный уже предал свою святую душу Господу (+ 62). Максимилла, жена правителя, сняла со креста тело Апостола и с честью погребла его.

Дело это было в пятницу, уже после обеда.
Матвей ждал Дыму, но Дыма с ирландцем долго не шел. Матвей сел у окна,
глядя, как по улице снует народ, ползут огромные, как дома, фургоны, летят
поезда. На небе, поднявшись над крышами, показалась звезда. Роза, девушка,
дочь Борка, покрыла стол в соседней комнате белою скатертью и поставила на
нем свечи в чистых подсвечниках и два хлеба прикрыла белыми полотенцами.
От этих приготовлений у Матвея что-то вдруг прилило к сердцу. Он
вспомнил, что сегодня пятница и что таким образом на его родине евреи
приготовляются всегда встречать субботу.
Действительно, скоро мистер Борк вернулся из синагоги, важный,
молчаливый и, как показалось Матвею, очень печальный. Он стоял над столом,
покачивался и жужжал свои молитвы с закрытыми глазами, между тем как в окно
рвался шум и грохот улицы, а из третьей комнаты доносился смех молодого
Джона, вернувшегося из своей "коллегии" и рассказывавшего сестре и Аннушке
что-то веселое. На зов отца девушка вбежала в комнату и подала ему на руки
воду. Он мыл руки, потом концы пальцев, брызгал воду и бормотал слова
молитвы, а девушка, видно, вспомнила что-то смешное и глядела на брата,
который подошел к столу и ждал, покачиваясь на каблуках. Затем они уселись.
Молодые люди продолжали весело разговаривать. Один Борк что-то порой шептал
про себя, тихонько разрезывая луковицу или белый хлеб, и часто и глубоко
вздыхал...
Лозищанин глядел на еврея и вспоминал родину. Вот и шабаш здесь не
такой, думал он про себя, и родное местечко встало в памяти, как живое. Вот
засияла вечерняя звезда над потемневшим лесом, и городок стихает, даже
перестали дымиться трубы в еврейских домах. Вот засветилась огнями синагога,
зажглись желтые свечи в окнах лачуг, евреи степенно идут по домам, смолкает
на улицах говор и топот шагов, а зато в каждое окно можно видеть, как хозяин
дома благословляет стол, окруженный семьей. В это время двери всюду открыты,
чтобы Авраам, Иаков и другие патриархи могли ходить

невидимо от одной лачуги к другой и заходить в дома. Знакомые евреи
говорили Матвею, что в это время ангелы ходят вместе с Авраамом, а черти,
как вороны, носятся над крышами, не смея приблизиться к порогу!
Разумеется, в своем месте Матвей смеялся над этими пустяками; очень
нужно Аврааму, которого чтут также и христиане, заходить в грязные лачуги
некрещеных жидов! Но теперь ему стало очень обидно за Борка и за то, что
даже евреи, такой крепкий в своей вере народ, забыли здесь свой обычай...
Молодые люди наскоро отужинали и убежали опять в другую комнату, а Борк
остался один. И у Матвея защемило сердце при виде одинокой и грустной фигуры
еврея.
Мистер Борк, как бы угадывая мысли Лозинского, вышел из-за стола и сел
с ним рядом.
-- Вижу я, господин Борк, -- обратился к нему Матвей, -- что твои дети
не очень почитают праздник?
Борк задумчиво погладил бороду и сказал:
-- А! хотите вы знать, что я вам скажу? Америка -- такая сторона, такая
сторона... Она перемалывает людей, как хорошая мельница.
-- Что, видно, и здесь не очень-то любят вашу веру? -- сказал Матвей
наставительно.
-- Э, вы совсем не то говорите, что надо. Если бы вы захотели, я повел
бы вас в нашу синагогу... Ну, вы увидели бы, какая у нас хорошая синагога. А
наш раввин здесь в таком почете, как и всякий священник. И когда его
вызывали на суд, то он сидел с их епископом, и они говорили друг с другом...
Ну, совсем так, как двоюродные братья.
-- А вы бросаете все-таки свою веру? -- сказал лозищанин. Ему не
совсем-то верилось, чтобы и здесь можно было приравнять раввина к
священнику.
-- Ну, это очень трудно вам объяснить. Видите что: Америка такая хитрая
сторона, она не трогает ничьей веры. Боже сохрани! Она берет себе человека.
Ну, а когда человек станет другой, то и вера у него станет уже другая. Не
понимаете? Ну, хорошо. Я вам буду объяснять еще иначе. Моя дочь кончила
школу, а в это время мои дела пошли очень плохо. Ну, мне говорят, пусть ваша
дочь идет на фабрику. Плата будет 10 долларов в неделю, а когда выучится --
тогда плата будет
и 12 долларов в неделю. Ну, что вы скажете на это? Ведь это 24 рубля в
неделю, -- хорошие деньги?
-- Очень хорошие деньги, -- подтвердил Матвей. -- Такие деньги у нас
платят работнику от Покрова до Пасхи... Правда, на хозяйских харчах.
-- Ну, вот. Она пошла на фабрику к мистеру Бэркли. А мистер Бэркли
говорит: "Хорошо. Еврейки работают не хуже других. Я могу принимать еврейку.
Но только я не могу, чтобы у меня станок стоял пустой в субботу. Это не
платит. Ты должна ходить и в субботу..."
-- Ну?
-- Ну... Я сказал: лучше я буду помирать или выйду на улицу продавать
спички, а не позволю дочери ломать святую субботу. Хорошо. А в это время
приехал к нам мистер Мозес. Вы не знаете, разумеется, кто такой мистер
Мозес. Это один себе еврей из Луисвилля. У него ум, как огонь, а язык, как
молот. Ну, он перековал всех своих евреев в Луисвилле и поехал в другие
города. Собрались мы в синагогу слушать этого Мозеса, а он и говорит:
"Слышал я, что многие из вас терпят нужду и умирают, а не хотят ломать
субботу". Мы говорим: ну, это и правда. Суббота святая! Суббота царица, свет
Израиля! А он говорит: "Вы похожи на человека, который собрался ехать, сел
на осла задом наперед и держится за хвост. Вы смотрите назад, а не вперед, и
потому все попадете в яму. Но если бы вы хорошо смотрели назад, то и тогда
вы бы могли догадаться, куда вам ехать. Потому что, когда сынов Израиля
стали избивать язычники, а было это дело при Маккавеях, то ваши отцы
погибали, как овцы, потому что не брали меча в субботу. Ну, что тогда сказал
господь? Господь сказал: если так будет дальше, то из-за субботы всех моих
людей перережут, как стадо, и некому будет праздновать самую субботу...
пусть уж лучше берут меч в субботу, чтобы у меня остались мои люди. Теперь
подумайте сами: если можно брать меч, чтобы убивать людей в субботу, то
отчего не взять в руки станок, чтобы вам не помирать с голоду в чужой
стороне?" А! Я же вам говорю: это очень умный человек, этот Мозес.
Матвей посмотрел на еврея, у которого странно сверкали глаза, и сказал:
-- Видно, и тебя начинает тянуть туда же. А я тебя считал почтенным
человеком.
-- Ну, -- ответил Борк, вздохнув, -- мы, старики, все-таки держимся, а
молодежь... А! что тут толковать! Вот и моя дочь пришла ко мне и говорит:
"Как хочешь, отец, незачем нам пропадать. Я пойду на фабрику в субботу.
Пусть наша суббота будет в воскресенье".
Борк взял свою бороду обеими руками, посмотрел на Матвея долгим
взглядом и сказал:
-- Вы еще не знаете, какая это сторона Америка! Вот вы посмотрите сами,
как это вам понравится. Мистер Мозес сделал из своей синагоги настоящую
конгрегешен, как у американцев. И знаете, что он делает? Он венчает христиан
с еврейками, а евреек с христианами!
-- Послушай, Берко, -- сказал Матвей, начиная сердиться. -- Ты,
кажется, шутишь надо мной.
Но Борк смотрел на него все так же серьезно, и по его печальным глазам
Матвей понял, что он не шутит.
-- Да, -- сказал он, вздохнув. -- Вот вы увидите сами. Вы еще молодой
человек, -- прибавил он загадочно. -- Ну, а наши молодые люди уже все
реформаторы или, еще хуже, -- эпикурейцы... Джон, Джон! А поди сюда на
минуту! -- крикнул он сыну.
Смех и разговоры в соседней комнате стихли, и молодой Джон вышел, играя
своей цепочкой. Роза с любопытством выглянула из-за дверей.
-- Послушай, Джон, -- сказал ему Борк. -- Вот господин Лозинский
осуждает вас, зачем вы не исполняете веру отцов.
Джон, которому, видно, не очень любопытно было разговаривать об этом,
поиграл цепочкой и сказал:
-- А разве господин тоже еврей?
Матвей выпрямился. У себя он бы, может быть, поучил этого молокососа за
такое обидное слово, но теперь он только ответил:
-- Я христианин, и деды, и отцы были христиане -- греко-униаты...
-- Олл раит! -- сказал молодой Джон. -- А как вы мне скажете: можно ли
спастись еврею?
Матвей подумал и сказал, немного смутившись:
-- По совести тебе, молодой человек, скажу: не думаю...
-- Уэлл! Так зачем вы хотите, чтобы я держался такой веры, в которой
моя душа должна пропасть...
И видя, что Матвей долго не соберется ответить, он повернулся и опять
ушел к сестре.
-- А ну! Что вы скажете? -- спросил Борк, глядя на лозищанина острым
взглядом. -- Вот как они тут умеют рассуждать. Поверите вы мне, на каждое
ваше слово он вам сейчас вот так ответит, что у вас язык присохнет.
По-нашему, лучшая вера та, в которой человек родился, -- вера отцов и дедов.
Так мы думаем, глупые старики.
-- Разумеется, -- ответил Матвей, обрадовавшись.
-- Ну, а знаете, что он вам скажет на это?
-- Ну?
-- Ну, он говорит так: значит, будет на свете много самых лучших вер,
потому что ваши деды верили по-вашему... Так? Ага! А наши деды -- по-нашему.
Ну, что же дальше? А дальше будет вот что: лучшая вера такая, какую человек
выберет по своей мысли... Вот как они говорят, молодые люди...
-- А чтоб им провалиться, -- сказал Матвей. -- Да это значит, сколько
голов, столько вер.
-- А что вы думаете, -- тут их разве мало? Тут что ни улица, то своя
конгрегешен. Вот нарочно подите в воскресенье в Бруклин, так даже можете не
мало посмеяться...
-- Посмеяться? В церкви?
-- Ну! они и молятся, и смеются, и говорят о своих делах, и опять
молятся... Я вам говорю,--Америка такая сторона... Вот увидите сами...
И долго еще эти два человека: старый еврей и молодой лозищанин, сидели
вечером и говорили о том, как верят в Америке. А в соседней комнате молодые
люди все болтали и смеялись, а за стеной глухо гремел огромный город...

Около 2-х тысяч лет назад Христос(в виде живого человека) имел разговор с очень умными и учеными(корифеями) - иудейскими книжниками и фарисеями. И не мог самолично убедить их тупых и упрямых, что Он Христос.

Из школьной библиотеки.

И если справедливо, как это часто утверждают, что нельзя жить без веры, то последняя не может быть иной, как верой во всемогущество знания.

я думаю что стремление к лёгкой жизни приводит к глупости и наоборот

я думаю что стремление к лёгкой жизни приводит к глупости и наоборот

то что тяжело для одних вполне сносно для других

В старости ходить тяжело, а в молодости в регби играл

Религиозность – это лишь высшее проявление себялюбия.

Из школьной библиотеки.

Около 2-х тысяч лет назад Христос(в виде живого человека) имел разговор с очень умными и учеными(корифеями) - иудейскими книжниками и фарисеями. И не мог самолично убедить их тупых и упрямых, что Он Христос.

Понимаю вас, я сам уже такой.

Очаровательный отрывок.

Кончили писать, Дыма стал отирать пот со лба и вдруг остановился с
разинутым ртом. Матвей тоже оглянулся, -- и у него как-то приятно замерло
сердце.
В комнате стояла старая барыня, в поношенной, но видно, что когда-то
шелковой мантилье, в старой шляпке с желтыми цветами и с сумочкой на руке.
Кроме того, на ленточке она держала небольшую белую собачку, которая
поворачивалась во все стороны и нюхала воздух.
-- Наша, -- шепнул Дыма Матвею.
И действительно, барыня села у двери на стул, отдышалась немного и
сказала с первого слова:
-- Проклятая сторона, проклятый город, проклятые люди. Ну, скажите,
пожалуйста, зачем вы сюда приехали?
Наши очень обрадовались родной речи, кинулись к барыне и чуть не
столкнулись головами, целуя у нее руку.
Барыне, видно, это понравилось. Она сидела на стуле, не отнимала руки и
глядела на лозищан, жалостно кивая головой.
-- Подольские или из Волыни?
-- Из Лозищей, милостивая госпожа.
-- Из Лозищей! Прекрасно! А куда же это бог несет?
-- В Миннесоте есть наши.
-- Миннесота! Знаю, знаю. Болото, лес, мошка, лесные пожары и, кажется,
индейцы... Ай, люди, люди! И что вам только понадобилось в этой Америке?
Жили бы в своих Лозищах...
"Оно, может, и правда", -- подумал Матвей. А Дыма ответил:
-- Рыба ищет где глубже, а человек -- где лучше.
-- Так... от этого-то рыба попадает в невод, а люди в Америку... Это
очень глупо. А впрочем, это не мое дело. А где же тут сам хозяин?.. Да, вот
и Берко.
-- Мистер Борк, -- поправил еврей, входя в комнату.
-- А, мистер Берко, -- сказала барыня, и лозищане заметили, что она
немного рассердилась. -- Скажите, пожалуйста, я и забыла! А впрочем, ваша
правда, ясновельможный мистер Борк! В этой проклятой стороне все мистеры, и
уже не отличишь ни жида, ни хлопа, ни барина... Вот и эти (она указала на
лозищан) снимут завтра свои свитки, забудут бога и тоже потребуют, чтобы их
звать господами...
-- Это их дело, всякий здесь устраивает себя, как хочет, -- сказал Борк
хладнокровно и прибавил, поглаживая бородку:--Чем могу вам служить?
-- Твоя правда, -- сказала барыня. -- В этой Америке никто не должен
думать о своем ближнем... Всякий знает только себя, а другие -- хоть пропади
в этой жизни и в будущей... Ну, так вот я зачем пришла: мне сказали, что у
тебя тут есть наша девушка. Или, простите, мистер Борк... Не угодно ли вам
позвать сюда молодую приезжую леди из наших крестьянок.
-- Ну, а зачем вам мисс Эни?..
-- Ты, кажется, сам начинаешь вмешиваться в чужие дела, мистер Берко.
Борк пожал плечами, и через минуту сверху спустилась Анна. Старая
барыня надела стеклышки на нос и оглядела девушку с ног до головы. Лозищане
тоже взглянули на нее, и им показалось, что барыня должна быть довольна и
испуганным лицом Анны, и глазами, в которых дрожали слезы, и крепкой
фигурой, и тем, как она мяла рукой конец передника.
-- Умеешь ты убирать комнаты? -- спросила барыня.
-- Умею, -- ответила Анна...
-- И готовить кушанье?
-- Готовила.
-- И вымыть белье, и выгладить рубашку, и заправить лампу, потому что я
терпеть не могу здешнего газа, и поставить самовар или сварить кофе...
-- Так, ваша милость. Умею.
-- Ты приехала сюда работать?
-- Как же иначе? -- ответила девушка совсем тихо.
-- Почем я знаю, как иначе?.. Может быть, ты рассчитывала выйти замуж
за президента... Только он, моя милая, уже женат...
Две крупные слезы скатились с длинных ресниц Анны и упали на белый
передник, который она все переминала в руках. Матвею стало очень жаль
девушку, и он сказал:
-- Она, ваша милость, сирота... А Дыма прибавил:
-- У нее на корабле умер отец.
-- Умнее ничего не мог придумать! -- сказала барыня спокойно. -- Много
здесь дураков прилетало, как мухи на мед... Ну, вот что. Мне некогда. Если
ты приехала, чтобы работать, то я возьму тебя с завтрашнего дня. Вот этот
мистер Борк укажет тебе мой дом... А эти -- тебе родня?
-- Нет, милостивая пани, но...
И Матвей видел, как испуганный глаз девушки остановился на нем, будто
со страхом и вопросом.
-- Никаких "но". Я не позволю тебе водить ни любовников, ни там
двоюродных братьев. Вперед тебе говорю: я строгая. Из-за того и беру тебя,
что не желаю иметь американскую барыню в кухарках. Шведки тоже уже
испорчены... Слышишь? Ну, а пока до свидания. А паспорт есть?
-- Есть...
-- То-то.
Барыня встала, гордо кивнула головой и вышла из помещения.
-- Наша! -- сказал Матвей и глубоко вздохнул.
-- А это, видно, и здесь так же, как и всюду на свете, -- прибавил к
этому Дыма.

Христос умер за наши грехи. Смеем ли мы сделать Его мученичество бессмысленным, не совершая их?

Мне тоже нравится.

Христос умер за наши грехи. Смеем ли мы сделать Его мученичество бессмысленным, не совершая их?

Атеистическое наше время, усмехаясь над библейской легендой, считает, что Бог – это псевдоним человеческой глупости.