» Красивые, короткие стихи II

Не торопитесь уходить!
Постойте у открытой двери!
Нельзя же с легкостью забыть
Тех, кто вас любит, кто вам верит!
Не торопитесь отвергать,
Когда вам душу открывают...
Достаньте мудрости печать,
Сумейте просто промолчать!
Вы ведь сумеете, я знаю.
Не торопитесь разлюбить,
Все чувства сразу отвергая, -
Тепла вам может не хватить,
Чтоб отчужденья лед растаял.
Не торопитесь успевать,
Найдите миг остановиться!
А вдруг получится узнать
И там, где надо, появиться...
Не торопитесь все забыть,
От вздорной мысли отмахнуться...
Как нелегко все возвратить!
Как нелегко назад вернуться!

Игорь Федосеев

x x x
Поставь свечу перед Казанской
И больше сердца не тревожь!
А помнишь ночь, напев цыганский,
Боль, отвращенье, скуку, ложь?

Но чистотою негасимой
Сияют первые снега;
Морозные ложатся дымы
На скованные берега.

И все прошло. Лишь в темной церкви
Мерцает малый огонек,
Лишь черные осыпал ветви
Уже не тающий снежок.

Гори, свеча, — моей молитвой,
Гори, пока достанет сил,
Чтоб милый друг пред поздней битвой
Свою тревогу погасил...

(Надежда Павлович)

Для счастья не нужны слова,
Их слишком много, можно потеряться.
Слова искать - до сути не добраться.
Для счастья не нужны слова.
Для счастья нужен нежный, теплый взгляд,
Когда ты имя тихо произносишь,
Когда в себе такую бурю носишь,
Чтоб растопить метель и снегопад,
...
Бросая лишь один счастливый взгляд.

x x x
Русь! Чужая чуженинка я
Пришла и греюсь у твоей груди,
Скажи, какою тропинкою
Мне всю тебя исходить?

Если б странницей твоей убогою,
Не оглядываясь никогда назад,
Мне пройти потаенной дорогою
В заповедный твой Китеж-град!

Ведь ты вся вырастаешь, Россия,
Не в Кремле златоглавом Москвы
И не там, где гранитные выи
Наклонили мосты Невы,

Ты молчишь и горишь, не сгорая,
Там, где Китеж в глубинах спит,
Где пугливая выпь пролетает
И над озером мертвым кричит.

(Надежда Павлович)

Любовь их душ родилась возле моря,
В священных рощах девственных наяд,
Чьи песни вечно-радостно звучат,
С напевом струн, с игрою ветра споря.

Великий жрец... Страннее и суровей
Едва ль была людская красота,
Спокойный взгляд, сомкнутые уста
И на кудрях повязка цвета крови.

Когда вставал туман над водной степью,
Великий жрец творил святой обряд,
И танцы гибких, трепетных наяд
По берегу вились жемчужной цепью.

Средь них одной, пленительней, чем сказка,
Великий жрец оказывал почет.
Он позабыл, что красота влечет,
Что опьяняет красная повязка.

И звезды предрассветные мерцали,
Когда забыл великий жрец обет,
Ее уста не говорили "нет",
Ее глаза ему не отказали.

И, преданы клеймящему злословью,
Они ушли из тьмы священных рощ
Туда, где их сердец исчезла мощь,
Где их сердца живут одной любовью.

Лев Гумилев

x x x
Спишь с открытыми глазами,
Неподвижен слепнущий твой взгляд,
И поет, и плачется над нами
Красной птицей налетающий закат.

Или эти песни только снятся
    И моя любовь?
Но лучи порхают и кружатся
И живая каплет кровь.

Что с тобой мне и с любовью делать,
    С трудною моей?
Непробудно спишь и сердце онемело
Много, много дней.

Если разбудить я не сумею,
    Что ж! Прости!
Ты, душа, тоскуя и немея,
В тот закат лети...

(Надежда Павлович)

x x x
Судьбе, душа, не прекословь,
Боролась с нею ты немало.
Огромным зимним солнцем встала
Последняя моя любовь.

И льды молчат, молчит она,
Но в блеске все необозримом;
Морозным паром, светлым дымом
Вдали курится тишина.

(Надежда Павлович)

Расставание и руки
И спешащий поцелуй
И улыбчивые звуки -
Переливы быстрых струй
Полуслово, полу ветер:
"До свидания..." - "Бывай"
И как будто кто-то третий
Шепчет нам: " Не забывай!
Помни дни и помни встречи,
Помни солнце и дожди,
Помни взгляды, помни речи...
Помни все! И жди, лишь жди!"
Кто-то третий, но не лишний,
Кто-то близкий и родной,

И знакомый будто слишком
Говорит нам то с тобой
И рождается надежда
И рождается мечта
Словно грубые одежды
Вся земная суета
Вдруг исчезла, оказались
Мы с тобой наедине
Мы с улыбкой расставались
В вечной время седине

x x x
Ты возникаешь предо мной,
О муза, ангел мой убогий,
И пыль клубится по дороге,
И ветер ходит вышиной...

Но кто поймет очарованье
Твоих по-детски крупных рук
И складку губ, таящих звук
Неисцелимого страданья?

(Надежда Павлович)

Любовь измеряется мерой прощения,
Привязанность болью прощания,
А ненависть силой того отвращения,
С которым мы помним свои обещания.

И тою же мерой, с припадками ревности,
Тебя обгрызают, как рыбы-пирании,
Друзья и заботы - источники нервности,
И всё-то ты знаешь заранее...

Кошмар возрастает в пропорции к сумме
Развеявшихся иллюзий
Ты это предвидел, ты благоразумен
И взгляд своевременно сузил,

Но время взрывается. Новый обычай
Родится как частное мнение.
Права человека по сущности птичьи,
А суть естества - отклонение.

Свобода- вот ужас! Проклятье Всевышнего
Адаму, а Еве напутствие,
Не с той ли поры, как нагрузка излишняя
Она измеряется мерой отсутствия.

Итак, подытожили: жизнь - возвращение
Забытого займа, сиречь завещание.
Любовь измеряется мерой прощения,
Привязанность болью прощания.

Владимир Леви

Молчи! Молчи, мой черный Гоголь!
Спины тебе не разогнуть!
Смеялся ты и плакал много ль,
Российский измеряя путь?

Какой мечтою сердце мучишь,
В какой дали ты видишь сон,
Когда летит от сизой тучи
Московский перекрестный звон?

Когда учебною стрельбою
В комки горячий воздух сбит
И вздрагивает под тобою
Пустынной площади гранит,

Все сумрачней, все безлюбовней
Следишь ты нашей жизни дым, —
На ведовской твоей жаровне
Мы, души мертвые, горим.

(Надежда Павлович)

Она надевает чулки, и наступает осень;
сплошной капроновый дождь вокруг.
И чем больше асфальт вне себя от оспин,
тем юбка длинней и острей каблук.
Теперь только двум колоннам белеть в исподнем
неловко. И голый портик зарос. С любой
точки зрения, меньше одним Господним
Летом, особенно — в нем с тобой.
Теперь если слышится шорох, то — звук ухода
войск безразлично откуда, знамён трепло.
И лучше окликнуть по имени время года
если нельзя удержать тепло.
Но, видно, суставы от клавиш, что ждут бемоля,
себя отличить не в силах, треща в хряще.
И в форточку с шумом врывается воздух с моря
— оттуда, где нет ничего вообще.

И. Бродский, 17 сентября 1993

Гомер не знал о пылесосе,
Он пыль руками выбивал,
Но в каждом жизненном вопросе
Не меньше нас он понимал.

Адам и тот имел понятья,
Умел сомненья разрешить,
Он думал, а какое платье
Для Евы к празднику пошить.

Ликующий дикарь с дубиной,
Уйдя с охоты, вдруг смирел,
И, пробираючись к любимой,
Бросал дубину, брал свирель.

У самых древних, самых диких
Не пусто было в черепах,
И было поровну великих
И в наших и в других веках.

Отсюда вывод — будь скромнее,
И знай, что в древности седой
Все люди были не темнее,
Чем те, что пиво пьют в пивной!

(В. Боков)

Элегия

М. Б.

Подруга милая, кабак все тот же.
Всё та же дрянь красуется на стенах,
всё те же цены. Лучше ли вино?
Не думаю; не лучше и не хуже.
Прогресса нет. И хорошо, что нет.

Пилот почтовой линии, один,
как падший ангел, глушит водку. Скрипки
еще по старой памяти волнуют
мое воображение. В окне
маячат белые, как девство, крыши,
и колокол гудит. Уже темно.

Зачем лгала ты? И зачем мой слух
уже не отличает лжи от правды,
а требует каких-то новых слов,
неведомых тебе - глухих, чужих,
но быть произнесенными могущих,
как прежде, только голосом твоим.

И. Бродский, 1968, Паланга

Белой ночью
Не небо, — купол безвоздушный
Над голой белизной домов,
Как будто кто-то равнодушный
С вещей и лиц совлек покров.

И тьма — как будто тень от света,
И свет — как будто отблеск тьмы.
Да был ли день? И ночь ли это?
Не сон ли чей-то смутный мы?

Гляжу на все прозревшим взором,
И как покой мой странно тих,
Гляжу на рот твой, на котором
Печать лобзаний не моих.

Пусть лживо-нежен, лживо-ровен
Твой взгляд из-под усталых век, —
Ах, разве может быть виновен
Под этим небом человек!

(Софья Парнок)

«...вот приблизился час...» Мф 26: 45

А Пасха будет скоро. Каиафа,
Собрав старейшин во дворе своём,
Решил в совете зависти и страха:
«Возьмём Иисуса хитро и убьём».

А Пасха скоро. Симон прокажённый
Учителя зовёт к себе домой.
Здесь женщина с душою сокрушённой,
Не постояв за многою ценой,
Сосуд опустошая для Иисуса,
На голову всё миро возлила.
Но ропот пробежал в общенье узком:
«Уж лучше бы всё нищим отдала!».

А Пасха близко. В сумерках Иуда,
Таясь, к первосвященникам идёт.
«Предам Иисуса- сребренники будут!»-
Наживой одержим Искариот.

Вот день опресночный. Христос Учитель
С учениками в горнице возлёг,
Хлеб приломил, благословил: «Ядите!
Се Тело есть ломимое Моё.
Быть Сыну Человеческому вскоре
Распятым на кресте. Один из вас
Меня предаст на крест- себе на горе.
К свершению уж близок этот час.
И Мне не пить уже от винограда
Земную чашу. Новое вино
Я буду с вами пить в чертогах Сада,
В Небесном Царстве вечною весной».

Потом был Гефсиманский сад. Молитва.
Сын Человеческий взывал к Отцу,
Ведя духовную, святую битву:
И кровь, и пот стекали по лицу.

Нам это всё давно уже известно:
Писание читаем каждый день.
Спасённые благой, Христовой вестью,
Себя проверим, кто мы есть и где?
Позволим же Божественному свету
До донца просветить свои сердца.
Как взятые в удел Господни дети,
Воспримем обличенье от Отца.

Пускай пройдут пред взором нашим снова
Первосвященник с хитрою душой,
Жена, склонённая у ног Христовых,
Иуда с предприимчивостью злой.
Три личности - три сердца непохожих.
Три разных обращения со Христом...

И видишь Ты, о, Сердцеведец-Боже,
Какие мы перед Твоим Лицом.
Каков наш дух? Какие помышленья?
Какие ценности в сердцах у нас?
Стоим мы пред Пасхальным воскресеньем
Того, Кто нас Собой от смерти спас.

Как женщина с сосудом, полным миро,
К Иисусу подойти мы можем ли
И всё отдать до капли Князю мира,
Кто любит нас и к нам благоволит?

Уж скоро Пасха. Мы – народ свободный!
А так ли это? – спросим у себя.
И видит ли в нас плод Свой и сегодня
Взор пламенный Верховного Царя?

Анна Лукс

x x x
В земле бесплодной не взойти зерну,
Но кто не верил чуду в час жестокий?
Что возвестят мне пушкинские строки?
Страницы милые я разверну.

Опять, опять «Ненастный день потух»,
Оборванный пронзительным «но если»!
Не вся ль моя душа, мой мир не весь ли
В словах теперь трепещет этих двух?

Чем жарче кровь, тем сердце холодней,
Не сердцем любишь ты, — горячей кровью.
Я в вечности, обещанной любовью,
Не досчитаю слишком многих дней.

В глазах моих веселья не лови:
Та, третья, уж стоит меж нами тенью.
В душе твоей не вспыхнуть умиленью,
Залогу неизменному любви, —

В земле бесплодной не взойти зерну,
Но кто не верил чуду в час жестокий?
Что возвестят мне пушкинские строки?
Страницы милые я разверну.

(Софья Парнок)

У Марины мандарины,
Мандаринов было пять.
Мандаринов было пять,
А нас в классе двадцать пять.
Подошла к ней Олечка:
- А ты дели по долечкам!
А. Шлыгин

Мне кажется, что жизнь прошла.
Остались частности, детали.
Уже сметают со стола
И чашки с блюдцами убрали.
Мне кажется, что жизнь прошла.
Остались странности, повторы.
Рука на сгибе затекла.
Узоры эти, разговоры...
На холод выйти из тепла,
Найти дрожащие перила.
Мне кажется, что жизнь прошла.
Но это чувство тоже было.
Уже, заметив, что молчу,
Сметали крошки тряпкой влажной.
Постой... еще сказать хочу...
Не помню, что хочу... неважно.
Мне кажется, что жизнь прошла.
Уже казалось так когда-то,
Но дверь раскрылась — то была
К знакомым гостья, — стало взгляда
Не отвести и не поднять;
Беседа дрогнула, запнулась,
Потом настроилась опять,
Уже при ней, — и жизнь вернулась.

А. Кушнер, 1977(?)

Мы свои ковчеги просмолим,
Чтоб не проморгать всемирного потопа.
Что хорошее имеем - сохраним,
Чтоб потом не вздыхать, не охать.
Гайк Мкртчян

Николай Олейников

Короткое объяснение в любви

Тянется ужин.
Блещет бокал.
Пищей нагружен,
Я задремал.

Вижу: напротив
Дама сидит.
Прямо не дама,
А динамит!

Гладкая кожа.
Ест не спеша...
Боже мой, Боже,
Как хороша!

Я поднимаюсь
И говорю:
– Я извиняюсь,
Но я горю!

В зале ожидания
В дачном направлении
Встречи-расставания -
Редкое явление.
Здесь не встречают,
Не провожают,
Поодиночке
Здесь ожидают...
Гайк Мкртчян

О, павшие души!
Вы жертвы любви.
Кто сердце не слушал,
Бездарно дарил
Себя без остатка,
Берущим рукам,
Целующим сладко...
Бездонным рекам,
Льстивых пословиц,
Бездарных оков...
Объятий торговец,
Поздних звонков.
О, павшие девы-
Невинные сны.
О, милые, где вы,
Бутоны весны?
Как в черни погрязли,
Всю нежность убив?
И счастливы вряд ли,
Любовь погубив...

Шабашова Е.Г.
29.04.2005 г.

Моя свеча, бросая тусклый свет,
в твой новый мир осветит бездорожье.
А тень моя, перекрывая след,
там, за спиной, уходит в царство Божье.
И где б ни лег твой путь: в лесах, меж туч
— везде живой огонь тебя окликнет.
Чем дальше ты уйдешь — тем дальше луч,
тем дальше луч и тень твоя проникнет!
Пусть далека, пусть даже не видна,
пусть изменив — назло стихам-приметам, —
но будешь ты всегда озарена
пусть слабым, но неповторимым светом.
Пусть гаснет пламя! Пусть смертельный сон
огонь предпочитает запустенью.
Но новый мир твой будет потрясен
лицом во тьме и лучезарной тенью.

И. Бродский, до 1 мая 1965