Штрихует опиум тумана с налётом хвойного дурмана
маяк далёкий на молу, спинной хребет катамарана,
созвездий меркнущих золу, распятья сосен на холме…
Пишу «люблю», «умру» - в уме, и всё иное в этом роде –
голгофы смысл по погоде.
Взбивает бриз морскую пену,
сирены тянут кантилену, преобразуя звукоряд.
Яд грусти льётся от наяд,
настоянный на лунной яшме с листвой в воде из млечной башни.
Она горчит. Горчит листва. И, падчерица тьмы, сова
глотает души, что слова: «иных любить…»
Чтоб деревянная отмычка, реки обугленной верста,
открыла скейские уста героям звёздного холста
и Трое погубили Трою, судьба смыкается с судьбою,
где Бог с тобой есть смерть с тобою.
К чему им падшая Елена?
Казнить неверную, наверно…
Чего же стоила Любовь?
Михаил Гофайзен
маяк далёкий на молу, спинной хребет катамарана,
созвездий меркнущих золу, распятья сосен на холме…
Пишу «люблю», «умру» - в уме, и всё иное в этом роде –
голгофы смысл по погоде.
Взбивает бриз морскую пену,
сирены тянут кантилену, преобразуя звукоряд.
Яд грусти льётся от наяд,
настоянный на лунной яшме с листвой в воде из млечной башни.
Она горчит. Горчит листва. И, падчерица тьмы, сова
глотает души, что слова: «иных любить…»
Чтоб деревянная отмычка, реки обугленной верста,
открыла скейские уста героям звёздного холста
и Трое погубили Трою, судьба смыкается с судьбою,
где Бог с тобой есть смерть с тобою.
К чему им падшая Елена?
Казнить неверную, наверно…
Чего же стоила Любовь?
Михаил Гофайзен